В чужой игре. Просто ужас какой-то… - Николай Старинщиков

«К сосне решили прижать. Машиной…» – запоздало подумал Садовский. И тут же понял, что ошибся, потому что машина шла в другую сторону. На пониженной передаче.

Путы вдруг напряглись, и ноги у Вовочки двинулись в разные стороны. Кочан попытался устоять, но тут же упал задом в песок. Машина продолжала работать, ноги у Вовочки тихо двигались в разные стороны.

До Садовского дошло: на шпагат хотят посадить! И крикнул:

– Хрен вам на глупую морду!

– Это он сгоряча, – пояснял Григорий Олегович.

Вовочка внутренне ликовал: не получится у ментов подавить его волю.

Машина остановилась, потом вновь пошла, и почти сразу же Вовочка взвыл. Он верещал, как сорока на колу, изо всех сил пытаясь изменить положение тела, но это не удавалось, и ноги неумолимо расходились в разные стороны.

Казалось, еще секунда, и трепещущая развилка треснет вдоль задницы, как лопается чурка при ударе колуном.

О боже! Машина остановилась, но и назад не движется. Еще миг, и Вовочка просто скончается. Боль вселилась у самой развилки тела. Еще немного, и наступит конец. Это несовместимо с жизнью.

Двигатель заглох. Слава тебе, господи! Но сил всё равно нет у Вовочки.

– Что с ним делать? – спросил чей-то голос. Кажется, это был водитель.

– А давай его утопим. Все равно мы его порвем на части… – предложил чей-то голос.

– Не возражаю, – согласился Подшивалов. – Для гадов одна дорога…

Возле уха клацнул затвор. Вовочка сжался, и тут в него выстрелили. Так быстро, что некогда было думать. Садовский понял, что умирает, потому что в голове звенело. Странно, конечно, потому что, кроме звона, он слышал голоса:

– Мазила! Дай я…

И Садовский сдался. Однако он не получил облегчения – ноги оставались в прежнем положении.

– Не надо! – кричал он дурным голосом. – Я расскажу! Можете меня убить, но сначала отпустите. Отпустите сейчас же, иначе скончаюсь! Сейчас я помру!..

От страха и боли у него лязгали зубы, а голос казался чужим. Вовочка не узнавал себя и ничего уже не мог поделать. Он треснул до самой головы через заднюю часть, хотя никогда в это не верил.

– Я расколюсь! Честное слово, дядя Гриша. Вези меня обратно, на Петровку. Умоляю…

– А где это находится? – прикинулся Подшивалов. – Петровка какая-то. Мы разве в Москве?

– Ну, эта… Врача Михайлова, которая. В мусарню, короче, вези… быстрее…

– Так ты уже мертвый. Списали тебя… – куражился Подшивалов. И, обращаясь к другим сотрудникам, предложил: – Разорвем его на части и выбросим в реку – хоть толк будет для природы.

Вовочка продолжал просить о пощаде. Лицо вымокло. Как на грех, текли сразу сопли и слезы. Вовочка давился ими взахлеб. Только бы отпустили.

– Может, поверим? – осторожно подал голос водитель. – Пока соплями не изошел…

Дядя Гриша, вероятно, сделал отмашку, потому что машина вновь завелась и пошла в обратном направлении.

Мешок с Садовского сняли.

– Ну, как тебе королевский шпагат? – спросил водитель. – Говорят, помогает от мигрени…

Вовочка был подавлен. Он подпишет все, только бы вновь не пытали.

Однако оперативники пока не торопились из леса. Вовочке сунули микрофон и предложили рассказать, как Вова бомбил квартиры, как опускался по веревке к окнам. Абсолютно всё и в деталях, включая сообщников. О тех – в первую очередь.

– Не терзайся, Володенька, – успокаивал его Подшивалов. – Не ты один такой. Человек слаб и обычно признается. Правда, мужики?

– Конечно, дядя Гриша, – торопясь, отвечал за мужиков Садовский.

– Вот я и племянником обзавелся… – Подшивалов усмехнулся.

Через час обессиленного Садовского привезли назад и водворили в изолятор временного содержания.

– Может, тебе врача вызвать, Володенька, – спросил Подшивалов.

Садовский удивился. Слава богу, ноги не оторвали. Поневоле поверишь после этого в Гестапо, Абвер, Пиночета и других. И еще говорят, что в милиции не пытают. Интересно, как вел себя на допросе Матрос? Раскололся, должно быть, до самой жопы.

Среди ночи в конце коридора послышался вопль. Вовочка проснулся от крика, и мороз побежал по коже. Кричал Матрос.

– Кочан – козел! Ты сдал меня ментам! Крышка тебе будет!

– Сам ты козел! – ответил ему Вовочка. – Причем плешивый!..

Он отошел от стальных дверей и лег спать. Жизнь у Володеньки теперь точно будет другой. Она будет размеренной. Не будет в ней больше места матросам и прочим дикарям.

Матрос еще несколько раз пытался орать. Дежурному наряду надоело слушать. Матроса вывели из камеры и, для успокоения, принялись парить резиновой дубинкой. Слушались глухие удары.

– По ребрам ему, – учил голос в коридоре.

Тот, что орудовал дубиной, молчал. Зато от боли и унижения надрывался Матрос.

Потом удары прекратились, и Матрос замолчал.

– Спи теперь. С наручниками на лапах.

– За что?! – интересовался Матрос.

– За это самое! – бодро и весело отвечали ему. – За галдеж среди ночи. Еще добавить?

Ну что вы. До Матроса вдруг дошло, что дубинка во времена демократии – самый веский аргумент.

Глава 6

Нина Садовская рвала на себе волосы: сын попался в милицию. Причем не просто за хищение кошелька, а за кражу из квартир. Сколько в стране воруют – на нем одном свет клином сошелся. Почти двадцать эпизодов на него одного повесили. Говорят, он организатор и подстрекатель, хотя в это невозможно поверить. В форточку забраться – да, способен. За вином сбегать среди ночи, в карты кому-нибудь проиграть…

– Присудят – и будет корячиться всю оставшуюся жизнь, – стонет она, жалуясь Печкиной Ирине по телефону.

– Ты-то здесь при чем? – успокаивает ее Печкина. – Он же взрослый у тебя, и ты не обязана.

– Буду платить… А куда я денусь! – твердит Садовская. – Обиднее всего, что другие воруют и не попадаются…

– Так-то оно так… – вздыхает Ирина, отлично понимая, что племянник превзошел своего отца. Скакунок ему в подметки не годится.

– Многие занимаются этим бизнесом, а споткнулись на Вовочке, – стучит глоткой Садовская. – Не виноват он вовсе. Стоял, может, в сторонке, когда другие лазили. Матросик какой-то был. Откуда только черти принесли переростка – на двадцать лет Вовочки старше. На носилках подлеца таскали. Надо было выбросить скотину из окна. За него и не дали бы, может, ничего…

Нина положит трубку и снова в слезы. И только во сне слегка забывается. Зато остальной родне хоть бы что. И отец Вовочкин молчит. Переехал к матери из Силикатного и скачет по Новому городу. Ему Нинины проблемы до лампочки. У него один сказ: «Я его туда не посылал… Алименты платил исправно, так что обвяжись…» Остыл, в общем, человек.

Не повезло Нине с мужем. Не любовь у них получилась, а сплошной оргазм. То расписываться придумал кровью, то сына давай катать с пьяной мордой, что даже ключицу сломал. Теперь ему всё равно, а ведь спасать надо. Посадят – не скоро выйдет. Двадцать эпизодов…

К Нине на днях нагрянула группа из милиции – обыск надумали делать. Поздно хватились! Нина сразу же спустила с рук «темные» вещи. Хоть какая-то копейка будет для Вовочки.

Теперь перед Ниной встала другая задача – найти адвоката. Чтобы дешево, но сердито. Нет у нее денег на дорогого защитника. Муж у Печкиной Ирины вот уже года два как отслужил в органах. Милицейскую пенсию получает и работает в какой-то конторе. Клиентов у него, правда, не много – совестлив больно. Однако для Вовочки и этот сойдет. Тем более что за двадцать краж не видать Вове свободы как своих ушей. Однако без адвоката нельзя. Упрекать станет. Будет гвоздить, что денег пожалела. При том что от бесплатного адвоката, предоставленного следователем, одно сотрясение воздуха.

Так и сделала Нина. Принялась уговаривать, и Печкин согласился. Нина кинула ему на пол четыре тысячи, как собаке.

– Не обижайся. Обычай вроде такой, чтобы деньги водились. Хе-хе…

Смеялась она вообще громко. Заливисто. На людях. А дома, закрывшись на все замки, тихо выла.

Дело в суде несколько раз откладывали. Подсудимых набралось четверо человек. Кроме того, в розыске находилось еще несколько, не имевших ни имени, ни фамилии. Это были те самые господа, которых Матрос набрал со стороны. Те помогали от вещей избавляться и деньги тратить. В отношении них из уголовного дела было выделено отдельное производство, поскольку вопрос, куда делось похищенное имущество и деньги, так и остался невыясненным.

На предварительном следствии Вовочку несколько раз возили в парк – память освежить. Даже противогаз давали носить – с перекрытым шлангом. Чуть коньки не отбросил. Но Садовский больше ничего не смог прояснить для следствия, хотя очень старался. Всем сердцем желал.

К сорокалетнему Матросу методы устрашения не применяли. Здоровьем слаб оказался. Вначале ему вроде пытались перекрыть кислород, но при виде противогаза Матрос побелел лицом и повалился на пол. Подшивалов плеснул на него воды из графина, вызвал скорую помощь. Медики, заглянув в закатившиеся зрачки и смерив давление, вдруг заявили, что забирают Матроса для госпитализации. Естественно, следователь, ведущий дело, Матроса не отдал. Не для того ворюгу ловили, чтобы отпускать. Ему же надо отделение охраны приставлять.